Король фурнитуры

Текст

VII

Как-то так получалось, что обстоятельства стремительно увлекали его, чуть ли не помимо воли, в совершенно неизведанную жизнь. Всё изменилось за несколько дней так стремительно и так неожиданно, что ночами сон не шёл, и Эдик долго лежал на панцирной кровати, уставившись в чёрный безбрежный потолок. Порой пространство комнаты расширялось до бесконечности, терялись тусклые очертания прямоугольника над головой, мысли уносились далеко. Эдуарду в такие минуты казалось, что всё случившееся с ним в последние дни – это просто вымышленная болезненным воображением фантазия. Но посапывания товарищей по комнате придавали возникающим мечтаниям, сомнениям, терзаниям просто метафизическую присутственность и принадлежность к материи явного. Иногда ему казалось, что он спит, и, что это во сне Аркаша предлагает две пары джинсов увезти в родной город Хмельник, там продать их, а на вырученные деньги «достать» на базе три костюма, десять рубашек, привезти их в Киев; а за это его друг, а теперь он иначе не мог назвать Аркашу, даёт ему 60 рублей. Ровно такое вознаграждение он получил за месяц работы продавцом керосина. Вапно он не считал – это дополнительный заработок, правда сумма его превысила Изин оклад. И это за пару-тройку дней – две стипендии! Он уже узнал, что обычная стипендия составляла 30 рублей, повышенная – 45. Нужно получать повышенную, подумалось Эдику. Математически сложенный ум Эдуарда прибавлял, вычитал, умножал, делил, цепко удерживая сложившиеся суммы предполагаемого «гешефта», как говаривал иногда отец Доры.
Экзамен, как и ожидалось, Эдик сдал легко, его особо не допрашивали. Он слышал неуверенные ответы других абитуриентов, пока готовил свои вопросы. Они настолько были легки и понятны, что Эдик просто скучал, ожидая своей очереди. Вот и слушал, что отвечают другие. Ему так и хотелось подсказать, но силой воли заставлял себя молчать, памятуя о не минуемых санкциях за нарушение правил.
Экзамены закончились. Ждали понедельника, когда вывесят списки зачисленных студентов. И вот день истины наступил. Аркадий, проходивший эту процедуру, сообщил насельникам комнаты, что списки будут вывешены в 10 часов в холле у двери приёмной комиссии. Эдик числился в списках счастливчиков. Первым поздравил его Аркадий:
– Поздравляю, студент, – обыденно произнёс он, подал руку.
– Спасибо, Аркадий. А что если мы зайдём в кафешку по такому случаю, – предложил Эдик.
– Возражений нет. Заодно обсудим наше дело. Надеюсь, ты не забыл, что обещал?
Эдик ничего не обещал Аркадию, но разговор-то состоялся, и Аркадий уже наседал довольно агрессивно и наступательно. Намёки просекались достаточно прозрачные, но Эдик пока отмалчивался. Сегодня вопрос прозвучал прямо и даже настойчиво.
– Так, как там насчёт костюмов, рубах? Сможешь организовать. Можно неплохо дельце замутить. Не забыл наш разговор?
– Не забыл, – ответил он твёрдо своему новому другу, – позвонить нужно, – понизил голос Эдик.
– Пойдём, позвоним, я знаю, где народу меньше.
– Пойдём.
Они сели в электричку и уехали в пригородную зону, где действительно на переговорном пункте народу было гораздо меньше, чем в центре.
Наконец-то казённый женский голос произнёс: «Абонент номер триста сорок пять. Кабина номер три»
– Ты там будь поаккуратней, – почему-то предупредил Аркадий, на что Эдик не обратил внимания. Он был поглощён своими думами, он хотел похвастаться своим успехом, ему не терпелось побыстрее договориться о костюмах, рубашках.
– Алло! Это Эдуард. Да из Киева. Я прошёл, меня зачислили.
– Мы тебя все поздравляем, – ответил Изя, – мы не сомневались на счёт твоих способностей, и их таки заметили. Какой ты молодец…
– Я вот, что хотел спросить, – перебил Эдик, боясь, что мысль ускользнёт, что не успеет сказать главное.
– Я тебя слушаю внимательно, – отозвалось в трубке.
– Мне нужно купить для друга пару костюмов и рубашки, как у меня...
– Ах это ты Эдичка, сыночек, как ты поживешь в этом Киеве? У тебя есть где жить? Сейчас так трудно с жильём в Киеве. – перебил Эдуарда Изя.
Эдик удивился и «сыночку», и Эдичке, и вообще такому заботливому тону.
– Нормально поживаю. Я ж уже сказал, что поступил. Дали общежитие... Так я хотел такой же кос...
– Какой же ты у нас умный мальчик, – снова перебил словоохотливый Изя. Мы не сомневались, мы все знали, что ты очень способный. Я тебе уже говорил, что ты весь в папу. Ты таки голова. Боже, как мы рады, как мы рады. Мы рады, что есть общежитие, что у тебя появились друзья. Хорошо, что ты хочешь приехать. Я маме твоей, как увижу, расскажу, что у тебя всё хорошо, что общежитие есть… Она обрадуется…
Эдик слушал непрерывную тираду, и не мог даже слово вставить. Он звонит по такому важному делу, а этот Изя не даёт слова сказать.
– Дядя Изя, я хотел... – громко, чтобы перекричать Изю повторил Эдик.
– Ой! Ты так кричишь, что жену разбудишь. И не только её. У тебя такой громкий голос. Тише говори, я тебя и так слышу. Ты рассказал своему другу, какой у нас город? А какая у нас вода радоновая, он знает? А какой у нас курорт? Так у меня там главный врач знакомый, я могу курсовку или путёвку взять...
– Какую курсовку, какую путёвку. Я хотел...
– Что ты перебиваешь старших? Не хорошо, Эдик, перебивать старших, ты ведёшь себя, как маленький, слушай, что я говорю. Приезжайте с другом к нам в Хмельник, отдохните после своих экзаменов, я всё устрою...
– Я же хотел…
– Я всё устрою… – сказал строго Изя и повесил трубку.
И только когда из трубки пошли короткие гудки, дошло до Эдика, что Изя не давал ему трепаться о деле, опасаясь прослушки. И – «всё устрою» давало надежду на благоприятный исход задуманной комбинации Аркадием. «С Аркадием хочет познакомиться, проверить хочет» – догадался Эдик. Ему был преподан первый урок конспирации.
Сидя за столиком в кафешке, Аркадий спросил:
– Ну и о чём договорились?
Эдик пересказал телефонный разговор во всех подробностях, а его друг слушал внимательно, докапываясь до каждого слова, и Эдик понял, что случившийся разговор имел особое значение, и с этой поры начинается в его жизни какой-то новый виток. Аркадий будто подтвердил его робкую и роковую догадку.
– Я ж тебе сказал, будь осторожней. Разве можно открытым текстом? Ну, что ж, поедем в санаторий, – задумчиво произнёс Аркадий, – значит, говоришь, всё устроит?
– Сказал, что всё устроит.

VIII

– Ну, шо, Бора скажешь? – спросил Изя, пытливо всматриваясь в одутловатое лицо своего племянника.
– Его голыми руками не возьмёшь. Хитрый лис этот Аркашка. Лишнего не взболтнёт. Как я ни пытался, не прокололся ни разу. Лечить, говорит, приехал свой ревматизм, страдаю, говорит с детства. Я ему и джинсу предлагал и фотобумагу. Не соглашается. Нету, говорит, денег. А глаза-то заблестели. Калач тёртый, на гнили не проколется.
– И то шо он студент, хорошо. Человек свежий, но, мне кажется уже с историей. Он же джинсой торгует, – задумчиво сказал Изя.
– Может, оно и так. Но раз сюда приехал, значит это у него случайные сделки – это первое, ну с другой стороны, человек опытный, видимо есть свои точки, – Боря отпил чай, поставил чашку, посмотрел в лицо своему дяде.
– Так он ещё и валютой балуется… – продолжил Изя, как бы вытягивая из Бориса его мнение. Бориса он ценил, как человека бывалого. Тот уже успел отсидеть два года за валютные операции.
– О! Это не совсем хорошо, как бы там хвостов не было, – Борис скривил мясистые губы.
– Эдик говорит, что там всё тихо, с ментами пока дел не было.
– Но то – до поры до времени, если с валютой связался…
– Шо ты предлагаешь? – спросил Изя, как бы подводя итог разговору.
– А шо тут предлагать? Будем рисковать. Шо, первый раз?
– Скоро Эдик придёт, – напомнила Изе жена, появившаяся в дверях, – ставить пирожки?
– Ставь.
Пришёл Эдик.
– Садись, Эдик. Ближе, ближе, – Изя показал ладонью на рядом стоящий стул.
– Проверили мы твоего Аркашу, – без обиняков и прямо сообщил Изя.
Вошла жена с пирожками на подносе.
– Дора готова ехать, – сказала она тихо.
– Хорошо, – тихо, только для жены ответил Изя, и снова вернулся к прерванному разговору.
Жена поставила поднос на стол, и вышла, будто почувствовав серьёзность момента.
– Нормальный человек, надёжный, – дал короткую характеристику Борис Аркадию.
И только теперь в мозгу Эдуарда всё срослось: так вот какой Борис жил в одном номере санатория с Аркадием, так вот почему нельзя было Эдуарду бывать в санатории: чтобы не проколоться.
– Ви с Дорой поедете на вокзал с Борой на «Москвиче», – сказал строго Изя, – у вас третий вагон, у Аркаши пятый. Он автобусом приедет… санаторским. Сумки будут в машине. Аркаша всё знает. Я с ним встречался час назад. В Киеве одну сумку отнесёшь Доре на квартиру, потом в общагу притащишь; другую – заберёт Аркаша. Через неделю деньги передашь Дато. Ты его у меня видел.
– Знаю Дато, – подтвердил Эдик, – через неделю? Успеет?
– Да, через неделю, – строго повторил Изя, – Аркаша сказал, что клиенты у него все «расписаны».
– А я?
– А ты не при делах… пока, – сказал Изя строго, – свою долю получишь… Дато знает, – добавил он после паузы. – Никуда не лезь, никакой самодеятельности. Ещё вот, что: тебе нужно поссориться с Аркадием.
Эдик с удивлением посмотрел на Изю.
– Не делай удивлённые глаза. Это не всерьёз, но нужно сделать так, чтобы вашу свару увидели студенты, чтобы запомнили. Так надо. Пусть комендант расселит вас в разные комнаты. Ваши соседи по комнате должны знать, что вы в контрах. Аркаша
знает… И в Киеве никаких контактов на людях.
Эдуарду всё сказанное не очень пришлось по нраву. Выходило так, что именно Аркадий становился номером один, а Эдик вроде подыгрывающего. Своим, не лишённым логики, умом он понимал, что так будет правильнее, вернее, но нутро сопротивлялось. Он ждал больших дел, да и что греха таить – больших денег, а его просто устранили отчего-то главного, чего-то стержневого. Но понимал он и другое: решение уже принято, роли расписаны, возражать в данной ситуации не стоит, ибо выглядеть это будет жалким блеянием обиженного ягнёнка.

***

Состояние неудовлетворённости сложившемся положением вещей в большой степени нивелировалось тем светлым чувством, которое уже давно возникло к дивной девушке, которая сидит напротив, уставившись в вагонное окно. Вагон слегка покачивает и приходит какая-то лёгкая затуманенность рассудка, уводящая мысли куда-то далеко-далеко.
– Ты с Аркадием в одной комнате? – задала она такой нейтральный вопрос, чтобы возбудить беседу.
– Да, пока в одной, – ответил Эдик.
– Почему «пока»?
– Не знаю, но пока живём в одной комнате.
Не посвящать же Дору во все тонкости состоявшегося разговора с её отцом накануне отъезда.
– Рядом со мной кинотеатр, может, в кино сходим? – спросила Дора после образовавшейся паузы.
– С удовольствием, а какой фильм?
– Я не знаю, меня же в Киеве два месяца не было. А нам какая разница.
– Действительно… какая разница, – Эдик нежно накрыл своими руками мягкие кулачки Доры, лежащие на приоконном столике.
– Знаешь, Эдик, – сказала тихо Дора, словно разгадала его думы, – ты в эти разные игры с отцом не заигрывайся.
– В какие игры?
– Не строй из себя несмышлёныша, всё ты понял. Я боюсь. Особенно дядя Боря, Гога, Дато… Будь осторожен.
Эдика передёрнуло. Он и сам догадывался, вернее, чувствовал кожей, что дело тут не чисто. Во всей этой истории его смутили, прежде всего, объёмы этой первой для него сделки: двадцать финских костюмов, сорок итальянских рубашек! Вспомнилось – «Я всё устрою». Вот – устроил. Ай да Израиль Ефимович! Откуда такое количество товара? Задавался вопросом Эдик, и его мозг уже калькулировал, считал, анализировал. Сумма получалась, как ему показалось, заоблачная. А эта осторожность: ехать в разных вагонах, в Киеве товар разделить на партии, с Аркадием не контактировать, расселиться по разным комнатам. Потом этот подозрительный Дато, который так неожиданно обычно появлялся в доме Изи. Иногда он даже ночевал у него. Это ему уже Дора намекала. Она даже жаловалась, что он выказывал к ней особое расположение, что пугало её. Не знал Эдик того, что этим же поездом везли партию товара в два раза большую Дато и его двое подельников. Три человека в спортивных костюмах с огромными спортивными сумками сели в разные вагоны.

Продолжение следует